С каждым весенним праздником Победы все дальше уходят от нас военные годы. Уходят ветераны Великой Отечественной войны. Уходит и память о той войне. Что знает о войне нынешний подросток? Две-три битвы да имя великого полководца. И эта война уже представляется какой-то далекой войной из предыдущего столетия. А между тем живо еще поколение, которое помнит эту войну и может рассказать о ней.
Дети войны… Они встретили её в разном возрасте. Кто-то совсем крохой, кто-то подростком. Кто-то был на пороге юности. Война застала детей и в столичных городах и маленьких деревеньках, дома и в гостях, на переднем крае и в глубоком тылу.
Можно спросить: что героического в том, чтобы в пять, десять или двенадцать лет пройти через войну? Что могли понять, увидеть, запомнить дети? Многое! Вслушайтесь в воспоминания детей войны. Сегодня мы представляем воспоминания жителей сёл Патруши и Бородулино, которые детьми пережили ту страшную войну.
80 лет со Дня Победы. Как дети перенесли ту страшную войну, мы собрали воспоминания. Думаем, что читателям будет интересно.
Галина Суворова, председатель совета ветеранов.
Когда маме сообщили о гибели мужа, она упала без сознания
Тюрина Ольга Григорьевна была пятилетним ребёнком, когда началась Великая Отечественная война. Но она хорошо помнит, как отца забирали на фронт. Его несколько раз вызывали в район, в военкомат, для отправки на фронт, каждый раз провожать его ходили жена со старшим сыном. Но вот однажды, когда отца вновь вызвали в военкомат, мама взяла дочку, сына не взяла. Он бежал за телегой и всё просился со всеми. И в этот раз отца отправили на фронт. В 1942 году семья получила извещение, что он погиб в Ростовской области. Потом много раз брат Ольги Григорьевны с обидой выговаривал: «Взяли бы меня, отец был бы живой, его бы на фронт не взяли».
Жизнь без отца была тяжела, мама занята на колхозной работе, дети управлялись дома. Иногда бегали помогать матери. Ольга Григорьевна рассказала, что мать работала сторожем на ферме какое-то время, нужно было сторожить до восьми утра.
В 4 утра, когда только начинало светать, дочь отправлялась сменить маму, а мама в это время бежала домой, управлялась с домашним хозяйством, что-то пыталась приготовить поесть на день детям. Особенно тяжело было в это время дежурить, глаза закрывались, спать хотелось смертельно, Ольга выходила на улицу, там было свежо, сон временно проходил.
Хорошо помнит Ольга Григорьевна, как пришла похоронка на отца. Мама была на работе, известие пришло туда. Когда Александре Ивановне сообщили о смерти мужа, она потеряла сознания. И вот так без сознания её принесли домой. «Жизнь была в те годы тяжёлая, но мы всё выдержали, и мама прожила с нами долгую жизнь. Умерла она здесь, в Патрушах, – вспоминает Ольга Григорьевна, – Все дети её были достойными.
О. Г. Тюрина, ветеран педагогического труда.
Мы с сестрой носили по очереди одно платье…
Во время войны мы жили в Седельниково. Мама приносила из школы очистки, там для детей немного картошки варили. Мы эти очистки варили вместе с лебедой и ели. Конечно, было очень тяжело. Мы с сестрой носили по очереди одно платье. Ходили в дырявых валенках, нечем было починить, да и некому. Когда брат ушёл в армию, я ходила в школу в его фуфайке. Я думала, что когда он придёт из армии, то заберёт у меня фуфайку. А в чём я буду ходить в школу? К счастью, он пришёл из армии в бушлате. С малого детства с мамой мыли в школе полы (мама работала техничкой), мы проверяли все парты, ели всё, что там найдём. А летом с 6 класса ходили на покос, и с мамой в лесничестве накашивали корове на зиму из одной третьей части, то есть из всего накошенного – две части в колхоз, а одна часть за работу домой.
К. Н. Хомич.
Мы пальчиками соберём всё до последней крошечки…
Я родилась в 1940 году в деревне Нагибино Свердловской области. Хорошо помню, как мы ели гнилую картошку, сбирали мешками травы: крапиву, лебеду, пиканы, медунки, саранки. Всё рубили в корытце, заливали молоком, ставили в печь, а хлеба не было. Осенью собирали в поле колоски после комбайна. Приносили домой, жулубили. Потом мололи на жерновах. Зерно давилось только пополам. Затем мешали с травой, пекли в печи. Так было вкуснее. Во время войны не было электроэнергии, жгли лучины, чтобы делать уроки. Потом появились лампы с тесьмой на керосине. Вот привезут в магазин бочку 200 литров, давали в руки по 1 литру, стояли в очереди. Потом стали гонять свет тракторным дизелем по 4 часа в сутки. Нас у мамы было три девочки – средняя умерла с голода. Утром встали, а она в серединке мёртвая лежит.
Хорошо помню, как привезли к нам домой хлеб булками, чтобы искрошить и высушить на сухари для фронта, чётко вешали весь хлеб, сбрасывали на усушку сколько-то, а если не хватит, то можно получить наказание. Мама нас выгоняла на улицу, чтобы мы не видели хлеб. Когда искрошит, сложит на листы, поставит в печь и нам кричит: «Девки, идите домой!» Мы бежим, думаем, что нам дадут сколько-нибудь хлеба. Но не тут-то было. «Вот остались крошки на столе, соберите», – говорит нам мама. Мы пальчиками соберём всё до последней крошечки. А хлеб весь отправляли на фронт. Жили очень плохо, одеть было нечего, ходили в ремках. А зима тогда была сильно холодная, а лето – сильно жаркое».
Г. И. Новосёлова, руководитель филиала организации «Память сердца».
P.S. Недавно Галина Ивановна побывала на могиле своего отца-фронтовика. Погиб он 23 января 1944 года под Ленинградом.
Всё время хотелось есть
Жили мы в Кировской области. Родителей звали Сергей Ефимович и Александра Васильевна Изергины. Фронт до нас не дошёл, но война достала и нашу деревню. К нам прибывало очень много беженцев из Украины и других мест. Отец ушёл на фронт, но вскоре его ранило, и он вернулся. Затем его назначили председателем колхоза. Мама работала дояркой в колхозе. Самым тяжёлым было то, что работать приходилось круглые сутки. Работали все от мала до велика. С одиннадцати лет ставили уже на самую тяжёлую работу. Я была маленькая ростом, мне нужно питание, а не хватало еды, всё время хотелось есть. Всё, что в колхозе выращивалось, отправлялось на фронт. Женщины работали везде и помногу, но не сдавались, понимали, что помогают победе, помогают своим мужьям и сыновьям.
Л. С. Коптякова, ветеран-педагог.
После работы ночью мы с мамой пилили дрова
Моя девичья фамилия Стахеева. Жили мы в Курганской области в деревне Анчугово. В семье у родителей я была одна, отец погиб на войне, и мама была для меня и за отца, и за мать. Рано я познала жизнь и труд взрослых, так как приходилось по хозяйству заменять маму дома. А она, как все женщины деревни, взвалила на свои хрупкие плечи и свою, женскую, и мужскую работу в колхозе. Те женщины, которые умели хотя бы немного читать и писать, становились бригадирами, учились на трактористок, но это уже позднее, когда появились первые тракторы СТЗ. Другой техники в колхозе не было, работали вручную.
Утром, подоив корову, запрягали её в борону, и женщины со слезами боронили поля, засевали их вручную. Дети постарше помогали им. После работы при свете луны надо было забежать в лесок накосить траву, чтобы запасти сена корове на зиму. И так изо дня в день. За работу записывали трудодень, и только в конце года выдавали немного зерна. Но его ещё надо было превратить в муку, и вот женщины ночью мололи зерно на жерновах (растирали между двумя камнями). Питание – одна картошка, мы её садили много, накапывали около 500 вёдер. А весь уход за картошкой (копка, прополка) ложился на нас, детей. Выходных у матерей не было.
Освещение в домах было лампами-керосинками, тесьму для керосинки нарезали сами из старых валенок или грубого материала. Спичек тоже не было. Горячие угли хранили в русской печи, в загнётке. А если не сохранится, то утром бежали к соседям с плошкой за горячими углями, раздувая, несли их в свою печь. В селе была начальная школа. Дрова для неё заготавливали наши матери. Подвозили их на быках. Когда начинались занятия в школе, а в колхозе шла уборка урожая (комбайнов не было), хлеб косили вручную, много оставалось колосков. И мы, школьниками, с торбами, мешками ходили по сжатому полю, собирали колоски и ссыпали в общую тару на колхозном току. Однажды уже зимой мама привезла два бревна на быках домой на дрова. И мы с ней ночью стали пилить (мне было 8 лет), понятно, я полусонная только держалась за ручку пилы. Отпилив полено, мама расколола его и сырыми затопили печку-буржуйку, кое-как успев за ночь просушить единственную одежду – фуфайку и бурки с галошами, мама пошла на работу, а я в школу. Учебных принадлежностей не было: чернила мама делала из сажи, вместо ручки была палочка с привязанным куриным пером, писали на газетах, но и их было мало. Библиотек не было. Первую книгу я прочитала в 3 классе (дал сосед) – «Маленький Мук».
Книга произвела на меня сильное впечатление. Плакала я над судьбой мальчика. И всю жизнь мне больно за обиженных детей.
Учителя для нас были авторитетами, мы старались им подражать. Может, поэтому я выбрала профессию учителя.
Ещё помню, у мамы была младшая сестра, она по направлению поехала учиться в медицинское училище, врачей в селе не было. Когда она закончила медучилище, началась война. И их, молодых девчонок, отправили на фронт. А там нужны были хирурги, и они ими становились. Уже после войны она рассказывала: «Раненых принимали в палатках около линии фронта. Однажды медсестра притянула на шинели молодого израненного солдата, без сознания. Целый день мы с другим врачом штопали его, вдруг снаряд разорвал палатку, раскидало их жалкий медицинский инструмент, ранило врачей и убило этого солдатика. Каким надо было быть девичьему сердцу, чтобы видеть это.
Конечно, современному поколению невозможно это представить, но одним могу гордиться – военное поколение детей, воспитанное трудностями, вросло нравственным и востребованным.
Т. И. Болтенкова, ветеран педагогического труда.
В войну мы жили в Патрушах…
До войны наша семья жила в достатке, отец работал инспектором, ездил с ревизиями по учреждениям. Часто привозил различные гостинцы. Однажды даже – целый ящик мандарин, чего тогда многие и не видали. Когда началась война, отца забрали на фронт.
Через месяц после отправки отца мать родила нашего брата Валеру. Вот сейчас и начались самые беды. Мама очень болела, работала временами. То на парниках, то в поле. Но чаще она болела. Жилось нам голодно, не только хлеба не было, картошки и той не едали вдоволь. Жил недалеко от нас бригадир, так он, когда со склада всю картошку вывозили, звал нас. Мы рылись в земле, приподнимали доски, заглядывали во все щели и находили картошечки меньше теннисного мячика. Все это несли домой, а мама из неё готовила похлёбку, иногда лепёшек напечёт.
А уже поздней осенью ходили на гору (это в сторону «Волны»), разгребали снег, раскапывали слой мёрзлой земли и под ним находили иногда по несколько картошек, а иногда и ни одной. Все промёрзшие возвращались домой. Одной кормилицей была корова. Но и тут однажды случилась беда. Завелись у нас в деревни плохие люди, воровали скот, забивали, а потом продавали мясо в городе. Вот однажды пригнала я корову домой, а меня подружка отвлекла, мы в прятки стали играть и забыли про корову. Пришла я домой, а коровы нет. Мама поругала меня, и все пошли искать корову. Долго искали, но так и не нашли. Ещё голоднее стало в доме. Но слух прошёл по деревне, что у восьми ребятишек украли корову, видимо, не совсем зверями были те люди, вот они и выпустили её. А соседка в овраге и нашла, вся шея у коровы стёрта верёвкой была. Соседка пригнала её, а корова не доена, вымя как камень, кое-как продоили. Но потом всё равно пришлось корову продать, надо было налоги платить, а платить-то было нечем. А налоги были на всё. Есть у тебя овца – нет ли, плати шерстью, яйцами, маслом, молоком. А ведь зарплату колхозникам совсем не давали. Только за счёт своего хозяйства жили. Выучиться мне не удалось, но всю жизнь работала. Рано пошла работать, старалась, хвалили меня и наградили орденом Трудового Красного Знамени. А мама и пенсии не получала, не было сил документы собирать.
Воспоминания Н. Г. Устюжаниновой, ныне покойной.
Я подбежала, схватила кость и давай её грызть…
Родилась я в 1942 году в Молотовской области в деревне Васёво. Доля мне пришлась не очень-то сладкая. До четырёх лет не ходила, только ползала. Мама уходила на работу, оставляла меня одну. Привяжет вокруг талии тряпку, а к ней верёвочку, чтобы я никуда не уползла. Оставляла на полу. Я доползу до лохани, в которую сливали воду, очистки для коровы. Руками что найду – всё в рот тащу. До сих пор эта лохань у меня перед глазами. Есть-то было нечего, голодали. Ножки и ручки у меня были, как спички, выделялись большие голова и живот, был рахит. Выжила за счёт тётки – маминой сестры: она родила дочь, а девочка не просасывала грудь. Тётка просила меня просасывать. Я это делала, спасло меня это грудное молоко (перед глазами всё это). Как-то в колхозе зарезали тощую лошадь, и дали колхозникам на трудодни. Маме дали 2кг 400г. Она положила на табуретку, я подбежала, хватила и давай грызть эту кость. Налоги мама платила большие, а к налогам надо было ещё сдать мясо, шерсть, молоко, яйца. Мама подкапливала молоко и возила в город продавать. Раз привезла из города хлеба, а дело было зимой, хлеб был замороженный. Я сидела на печке, мне отрезали кусок, дали на печь. Я стала есть этот кусок. До сих пор у меня во рту вкус этого хлеба.
Работать начала рано, ходила маме помогать, летом поливала капусту, помидоры, огурцы. А когда немного подросла, то летом была в няньках, а зимой училась. Когда пошла в школу, мама сняла с себя юбку, сшила мне штанки и сумку через плечо. Вместо пальто мама купила жакетку без подклада у тётки. Вместо шали носила я 2 наволочки, валенок не было – были ботинки. Школа была за два с половиной километра. Когда приду в школу, надо садиться за парту, а мне учительница пальцы на ногах отогревает. Теперь удивляемся, почему ноги болят. Замуж вышла рано, чтобы паспорт получить.
Так что мое детство прошло в голоде да холоде. Вся крапива, лебеда, замороженная картошка, – были наши.
Сейчас жить можно, благодарите Бога. Благодарная я Господу богу за всю мою прожитую жизнь. Спасибо. Всего-то и не опишешь.»
Из воспоминаний Т. И. Репиной.
#Подвиг их бессмертен