Автор этих воспоминаний Нина Ивановна Емельянова (в девичестве Петрова). Ее уже нет в живых, а семейную тетрадь принесла дочь Лидия Алексеевна Алешина. Свои воспоминания Нина Ивановна адресует внучке Лене.
Я родилась в Сысерти в 1919 году. Детство было трудным, потому что страна переживала годы восстановления после революции. И все же – детство, есть детство. Училась в школе имени Свердлова (ее уже нет). Жили на улице Калинина (раньше она называлась Аверкиева), дом стоял недалеко от речки. Бегали купаться даже перед сном. Радио ходили слушать в общественную библиотеку. Первый раз смотрела немое кино в клубе завода, когда училась в первом классе. Хорошо помню и название, и содержание: «Ванька-вояка и его собака партизан».
Помню, когда пошли первые грузовые машины. Лошади, да и другой скот очень боялись их. Лошадям даже надевали повязку на глаза. Сысерть была небольшая. Бабушка жила на улице 8 марта (тогда она была Пеньковка) – это была крайняя улица города. За ней – степь.
22 июня 1941 года началась война. Я подала заявление, чтобы пойти на фронт. Призвали 6 июня 1942 года. По распределению попала в блокадный Ленинград.
О трудностях, с которыми столкнулись ленинградцы, много написано книг и снято фильмов. Добавлю личные ощущения.
Попала служить в первый военно-морской ордена Ленина госпиталь, который был основан еще при Петре I. Здесь встретила девушек-дистрофиков. Возраст их было трудно определить. Их можно было назвать девушки-старушки. На первой же трапезе в столовой испытала на себе весь ужас блокадного Ленинграда.
Наверное, немногие теперь знают, что такое хряпа? Это самые верхние капустные листки. Вот из этой хряпы, чуть засоленной, чуть заправленной сечкой, был суп. И то ограниченно. На второе – каша из этой же сечки, чуть погуще супа. Давали обед в кастрюлях на пять человек. И девушки эти кастрюли облизывали по очереди.
Сахар давали один раз в неделю, потому что дневная норма была мизерная. Выдавали ее обычно вечером, после работы. Вот мы этот кусочек полижем и уберем. А потом кто-нибудь обязательно скажет: «Девочки, а вдруг сегодня ночью нас убьют, и сахар останется…» И все, как один, достают этот сахар и съедают сразу.
Убить, конечно, могли. Как дважды два. Потому, что бомбили каждую ночь. Бывало, уляжешься, только согреешься, а топили плохо, топливо было ограничено, звучит сигнал воздушной тревоги. Значит, надо вставать и бежать – каждому на свой пост. Бывало, за ночь и 5-6 раз приходилось так вскакивать. Бежишь, прижимаешься к стене, а осколки так и сыплются вокруг.
Был у нас техник Баранов, у него любимая поговорка была: «Оторву голову и скажу, что так и было». Это он говорил шутя, когда кто-нибудь из девушек что-то не так делал. А вообще-то он жалел нас. Понимал, что мы практически голодные и выполняем тяжелую работу. А вот с ним произошел случай совсем не шуточный. Он был на хоздворе, когда начался артобстрел. Взрывной волной ему оторвало голову. Мы все его уважали, и этот случай нас потряс.
В другой раз снаряд попал в наше отделение. Правда, от этого были только раненые. Большинство успели увести в бомбоубежище.
Мы сами заготавливали дрова, работали на подсобном хозяйстве. Как-то поехали за капустой в ближайшую деревню. Начпрод разрешил взять по кочешку белокочанной капусты. Из нее потом сварили суп: только вода, капуста и соль. Что это был за суп! Вкуснее ничего не едала!
В январе 1943 года была снята блокада. Январь, трещит мороз, сливается с воем снарядов. Мы этот вой снарядов как музыку воспринимали. Очень были рады. Холодно, но нам было жарко. Поступали солдаты с фронта. Те, которые прорывали блокаду. Грязные, небритые. Но в глазах радость. Помоем их раны, перевяжем. Они в ответ: «Спасибо, милая сестричка».
И вот уже нипочем и бессонные ночи, и хряпа, и все, что пережили мы за дни блокады.